Log in

4 мая 2024 года, 05:55

Дело возбуждено своевременно

Отечество, подвиг, честь... Есть в истории такие страницы, которые являются воплощением этих понятий. 26 августа 1812 года состоялась величайшая битва в Отечественной войне - Бородинская. И наш город, отдалённый на многие тысячи вёрст от Москвы, не остался в стороне от забот Отечества. Когда грянула война, Александр I, получив известие о вторжении французов, пообещал: «Я не положу оружия, доколе ни единого неприятельского воина не останется в царстве моём...» Воинская слава России была поистине блистательна. Не померкла она и в войне с французами. Без преувеличения можно сказать, что сражения под Смоленском, Витебском, Вязьмой, Малоярославцем и, конечно, под Бородино вошли в мировую историю. Военные историки всего мира восторгаются многими боевыми операциями российских полководцев и мужеством солдат.Имена героев 1812 года звучат победной музыкой. За каждым - легенда и слава, восхищение и восторг: бретёры и красавцы, умницы и храбрецы. Фигнер, Багратион, Раевский, Барклай-де-Толли, Тучков, Кульнев, Платов, Ермолов...Такие разные, но такие похожие в своей любви к Отечеству. Со стороны противника тоже были имена, за которыми была слава многочисленных побед: Мюрат, Коленкур, Даву, Ней. Противник был достойный. Тем больше наша слава.Под Бородино сошлись две армии, не уступающие друг другу. Французская армия имела 135 тысяч человек и 580 орудий, русская - 120 тысяч человек и 620 орудий. Убито и ранено в этом бою было около 45 тысяч российских солдат и 29 генералов. Фактически перестала существовать 2-я армия. Кутузов писал в донесении царю: «Сей день пребудет вечным памятником мужества и отличной храбрости российских воинов, где вся пехота, кавалерия и артиллерия дрались отчаянно. Желание всякого было умереть на месте и не уступить неприятелю. Французская армия под предводительством самого Наполеона, будучи в превосходнейших силах, не превозмогла твердость духа российского солдата, жертвовавшего жизнью за своё Отечество!»Всё величие подвига защитников его, к счастью, было понято современниками. К чести георгиев-цев, надо заметить, и они не остались в стороне. Но сначала «прославились» мы несколько иначе. Эпизод этот был описан в «Кавказской войне» у Потто и в повести писательницы Желиховской.В начале 1812 года в Георгиевск прибыл из Петербурга видный молодой офицер - конногвардеец, поручик Роман Саковнин, флигель - адъютант министра юстиции. Явившись к начальнику Кавказской линии генералу Портнягину, предъявил ему предписание, из которого явствовало, что он должен сформировать Кавказское ополчение из горцев. Если принять во внимание подъём патриотических чувств, то понятно, какую горячую поддержку это нашло. Засомневались немногие. Полковнику Дебу, командиру расквартированного в Георгиевске Казанского пехотного полка, показалось странным, что такое ответственное и сложное дело поручили столь молодому офицеру. К усомнившимся присоединился и советник Казенной палаты Хондаков, когда узнал, что Саковни-ну понадобилось 20000 рублей. С одной стороны, прижимистый финансист воспротивился, почувствовав подвох, но чтобы не вызвать неудовольствия начальства, всё же выдал половину суммы. Между тем идея создания ополчения нашла поддержку у кавказцев. Дали согласие известнейшие и родовитейшие фамилии Кабарды. Ополчение набиралось в 4000 отборнейших всадников.26 декабря ополчение должно было выступить. 25 декабря вечером в квартире полковника Дебу собрался почти весь цвет города, чтобы устроить великолепные проводы Саковнину. Царила всеобщая эйфория, и только Хондаков не успокаивался. Осторожный финансист снарядил своего курьера в Петербург к министру финансов и стал ждать ответа. Шампанское лилось рекой, пили многократно за здоровье и желали успеха «дорогому и милейшему Роману Михайловичу». Вечер был в разгаре, когда у подъезда остановилась тройка измученных курьерских лошадей. После прочтения депеши события разворачивались, как у известного классика. Из Петербурга уведомляли, что Саковнин - самозванец, более того, он вовсе не Саковнин, а Медокс, самовольно отлучившийся из действующей армии от атамана Платова, а до того - изгнанный из дома за распутный образ жизни. Кстати, среди историков и литературоведов нет до сих пор единого мнения о том, кто же явился прототипом гоголевского Хлестакова. Среди версий фигурирует и имя Медокса. В ответ на обвинения Медокс произнёс речь, несколько странную для авантюриста и даже не лишённую правильных замечаний по сути. Он объяснил, что сделал это на пользу и славу России, устранив для быстроты канцелярский формализм.При проверке оказалось, что Медокс вёл самым строгим образом отчётность казённых денег и ни одной копейки не истратил лично на себя. И совсем бы всё было хорошо, и вырисовывался бы уже перед нами образ этакого «мученика во имя идеи», если бы не новые архивные находки, позволяющие более чётко уяснить себе истинное лицо Медокса. Оказывается, он был не столь прост, как казался. Он предвидел своё разоблачение и подстраховался тем, что, представив почтмейстеру подложное предписание на право ознакомления со всей официальной перепиской, Медокс перехватывал направляемые из Георгиевска в столицу рапорты местного начальства, в которых содержались упоминания о его приезде. Он умел также с неподражаемым сходством воспроизводить почерк как самого императора, так и многих министров. Затем он стал обрушивать на головы слушателей одно «откровение» за другим: то он Всеволожский, то внебрачный сын князя Голицына. Будучи выходцем из английской театральной семьи, он обладал, судя по воспоминаниям современников, уникальным даром перевоплощения, что позволяло ему практически в любом обществе уже через короткое время быть своим.Так получилось и в 1826 году. Когда Медокс отбывал наказание за свои «кавказские гастроли» в Шлиссельбургской крепости, он, войдя в доверие к декабристам Пущину, Юшковскому, братьям Бестужевым, выведал у них азбуку, с помощью которой они перестукивались, о чём не замедлил сообщить куда следует.Весной 1827 года, отсидев 15 лет, Медокс спустя 2 года объявился в Сибири, прежде устроив уже «южные гастроли»: бежал из-под надзора полиции в Вятке с чужим паспортом. Когда его задержали в Екатеринодаре и отправили под конвоем в Петербург, он ухитрился бежать по дороге, затем объявился в Одессе. Говорят, есть подлецы из - за того, что были принуждены обстоятельствами. Но Медокс, по всему судя, был подлецом по призванию. Появившись в Иркутске, где тогда служил городничим А. Муравьёв, который тоже был осужден по делу декабристов, Медокс, блестяще вошедший в образ «жениха» свояченицы Муравьёва, принялся регулярно строчить доносы на гостеприимного хозяина, его родственников и знакомых, которые общаются со ссыльными декабристами, проявляя тем самым свою «неблагонадёжность». Поднаторев в этом деле, Медокс почувствовал в себе силы для более масштабной подлости. В 1832 г. он сообщил шефу жандармского корпуса А. X. Бенкендорфу о том, что он «открыл» многочисленное тайное общество «Союз великого дела», которое якобы унаследовало идеи декабристов. Правительство, ещё не забывшее своего испуга в 1825 г., «клюнуло на приманку».Расчёт оказался точным. Медокса вызвали в столицу. Пока III отделение буквально «рыло землю» в поисках доказательств, Медокс кутил в Москве, попутно успев выгодно жениться, а затем внезапно исчезнуть, не забыв прихватить с собой приданое «нежно любимой супруги». Но деньги всегда имели обыкновение заканчиваться. Даже большие. Кутежи в провинции лишили его средств, и Медокс вернулся вновь в Москву за очередной «жертвой». Но полиция не дремала, и в 1835 г. авантюрист уже надолго попал снова в Шлиссельбургскую крепость. В 1856 году, выйдя оттуда и отправившись на поселение, он до последнего своего часа находился под наблюдением полиции. И не случайно: Медокс не относился к числу тех, кто с годами мудреет.Ну а теперь о приятных страницах истории нашего города, связанных с Отечественной войной 1812 г. Отрадно, что патриотические чувства у георгиевцев не угасли даже спустя 2 года. 10 мая 1814 года в Георгиевске, во время торжества по случаю занятия союзными войсками столицы Франции, производился сбор пожертвований среди дворянства. Вот как описывал это событие губернский предводитель Ребров: «По совершении в сей день соборного служения божественной литургии, было после оной приносимо... благодарственное с коленопреклонением молебствие. При провозглашении многолетия Его Императорскому Величеству и всей августейшей фамилии с крепости произведена была пушечная стрельба 101 выстрелом. После чего из церкви как духовные, так и военные и гражданские чиновники отправились по приглашению к губернскому предводителю дворянства, который от лица всего дворянства давал обеденный стол и потом угощение в нарочно приготовленном для того лагере. Число приглашённых к столу особ было более 100. В продолжении стола и всего дня играла инструментальная музыка. Присутствовавшие в сем собрании внесли в пользу раненных под Парижем воинов 880 рублей...» Особенно интересно то, что на сем торжестве присутствовали многочисленные кабардинские и горские князья.21 ноября 1815 г. в Никольской церкви протоиереем Малахием Александровским было отслужено благодарственное молебствие с коленопреклонением по случаю прекращения войны с Францией.Отечественная война ярко запечатлелась в памяти потомков. В год подготовки к масштабным торжествам в честь 30-летия Бородинского сражения в 1841 г. в Ставрополе на средства известного купца Гавриила Таманшева была сооружена триумфальная арка (Тифлисские ворота именно триумфальные арки возводились во славу русского воинства ещё с петровских времён. Арка была выполнена из местного строительного материала - ракушечника, оштукатурена, украшена декоративными решётками с медными и позолоченными шарами и розетками общим весом в 203 пуда и стоимостью в 2700 рублей серебром.Для ставропольцев 1812 год был памятен ещё и тем, что отсюда они провожали хоперских казаков и драгунский Таганрогский полк, которые приняли свой первый бой с завоевателями под Смоленском.Но в 30-е годы XX века неблагодарные потомки, неизвестно с чем борясь, снесли арку. Другие потомки в сентябре 1998 г. её восстановили. Конечно, мудрее было бы не разрушать. Но исправлять ошибки тоже достойно.Георгиевцы «обозначили» эту дату скромнее: у гауптвахты перед Никольской церковью была воздвигнута кирпичная колонна, по одной из разнообразных версий, выстроенная в честь победы России в Отечественной войне 1812 года. И, наконец, когда в 1914 г. в Москве решили пышно отметить 100-летие окончания Отечественной войны и разослали по всем городам России приглашения ветеранам этой войны, в Георгиевске, согласно рапорту атамана Пятигорского отдела Терской области, таковых не нашлось. Думается, не потому, что геор-гиевцев не было на полях сражений. Вероятно, им просто не удалось прожить столь долгий век. Ведь даже самым молодым участникам войны к этому моменту должно было быть более 100 лет.

Наталия ИЛЬИЧЕВА, кандидат исторических наук директор Георгиевского историко-краеведческого музея.