Томим неясною тоской…

Готовясь отметить 200-летие со дня рождения М. Ю. Лермонтова, мы вновь и вновь обращаемся к фактам биографии поэта, воспоминаниям его современников, чтобы понять, как формировалась личность гения, что послужило источником для его произведений. Об этом написано уже немало научных трудов и документально-художественных исследований, но все-таки есть еще малоизученные страницы или детали биографии, отразившиеся потом в творчестве.

Многие отмечают особую остроту стихов Лермонтова, за что, кстати, они его и любят. О характере поэта суждения разные, но большинство современников склоняются к тому, что был он сдержан, даже угрюм, а порою дерзок и вообще не очень приятен в общении. Близкие же к нему люди утверждали, что поэт любил повеселиться, не чурался светского общества, балов и других развлечений, но иногда был молчалив, а его шутки порой действительно содержали в себе немало сарказма, и некоторые воспринимали их как обидные насмешки. Но это шло не от дурного характера, а от разочарования в людях, которые либо предавали его, либо вызывали у него неприятие своими мелкими страстишками.

Ираклий Андроников, один из выдающихся исследователей жизни и творчества Лермонтова, в своем предисловии к сочинениям поэта писал: «Добрый характер, любящее сердце, способность увлекаться - вот каким он был и каким навсегда остался в отношениях с друзьями». Но тот же И. Андроников, объясняя резкие стороны характера поэта, отмечал: «Чем старше он становился, тем все чаще соотносил субъективные переживания и ощущения с опытом и судьбой целого поколения… Мир романтической мечты уступал постепенно изображению реальной действительности».

Удивляться неровности в характере Лермонтова, частой смене его душевных состояний не приходится, когда заглянешь в его детство, в то окружение, в котором формировались привычки и жизненные принципы будущего поэта. Всем известно, что главной фигурой в семье была бабушка Елизавета Алексеевна, урожденная Столыпина, происходившая из старинного богатого рода. Как сообщает в своих воспоминаниях Петр Шугаев, записывавший рассказы тарханских старожилов, она была лет на восемь старше мужа, «не особенно красива, высокого роста, сурова и до некоторой степени неуклюжа». Михаил Васильевич Арсеньев, напротив, был «красавец, статный собой, крепкого сложения», для развлечений «устраивал разные удовольствия». Он серьезно увлекся соседкой по тарханскому имению миниатюрной и изящной госпожой Мансыревой, муж которой почти постоянно находился в действующей армии.

Но однажды муж вернулся насовсем, о чем Михаилу Васильевичу сообщил его камердинер. В этот момент у Арсеньевых были «елка и маскарад… в полном разгаре», которые отец устроил для дочери Машеньки. Будучи в костюме и маске, он сел в кресло, посадил рядом жену и дочь и сказал: «Ну, любезная моя Лизанька, ты у меня будешь вдовушкой, а ты, Машенька, будешь сироткой». Достал из шкафа пузырек с зельем, выпил и упал замертво.

Можно предположить, что эта странная семейная история много лет спустя стала известна внуку, названному в честь деда Михаилом, и наверняка оставила какую-то зарубку в его душе. Нельзя было назвать гармоничными и отношения между отцом поэта Юрием Петровичем Лермонтовым и женой. История как будто повторилась. Мария Михайловна была в мать, а «Юрий Петрович был редкий красавец и вполне светский и современный человек… Юрий Петрович охладел к жене по той же причине, как и его тесть к теще, вследствие этого Юрий Петрович завел интимные отношения с бонной своего сына, молодой немкой, Сесилией Федоровной, и кроме того, с дворовыми».

Все это, несомненно, становилось известно Михаилу Юрьевичу еще в подростковом возрасте, а повзрослев, он мог уже осмысливать причины семейных отношений. Наверное, ему трудно было принять неприязнь бабушки к его отцу, которого он мало знал, но все-таки любил. Ведь откуда-то явилась мысль: «Ужасная судьба отца и сына - жить розно и в разлуке умереть».

Как считают многие лермонтоведы, он и матери посвятил несколько печальных строк. Мария Михайловна умерла 24 февраля 1817 года, сыну тогда не было и трех лет. Но в поэме «Сашка» день похорон описан так, будто мальчик его запомнил:

Он был дитя, когда в тесовый гроб

Его родную с пеньем уложили,

Он помнил, что над нею черный поп

Читал большую книгу, что кадили,

И прочее… и что, закрыв весь лоб

Большим платком, отец стоял

в молчанье…

Сохранились сведения о том, что вспыльчивый Юрий Петрович во время одного из скандалов с женой, упрекавшей его в неверности, сильно ударил ее, после чего она затосковала, заболела скоротечной чахоткой и вскоре умерла. Елизавета Алексеевна, считавшая Юрия Петровича в какой-то степени повинным в ранней смерти дочери (ей был 21 год не желала поддерживать с ним отношения и в то же время не хотела расставаться с внуком. В результате распри с зятем она составила завещание: «Ныне сим… предоставляю по смерти моей… родному внуку моему Михайле… принадлежащее мне… с тем однако, ежели оной внук мой будет по жизнь мою до времени совершеннолетия его возраста находиться при мне на моем воспитании и попечении без всякого на то препятствия отца его, а моего зятя…» И далее написала, что если это условие не будет соблюдено, то она завещает все другим родственникам. Так Елизавета Алексеевна заставила отца отступиться от сына.

Трагические обстоятельства в семье, ранняя смерть матери сглаживались безграничной любовью Елизаветы Алексеевны к внуку: «Каждое слово, каждое его желание было законом не только для окружающих или знакомых, но и для нее самой». Для восьмилетнего Мишеньки она создала что-то вроде потешного войска, одев деревенских сверстников в военное платье. Повзрослев, он стал устраивать кулачные бои между мальчишками и награждал победителей сладостями. Эти впечатления, вероятно, послужили материалом для «Песни про купца Калашникова».

Бабушку, которая была единственным по-настоящему близким ему человеком, Лермонтов, конечно, любил, но не мог не замечать ее резкости и суровости, с которыми она иногда относилась к крепостным, и прежде всего к провинившимся девушкам. Елизавета Алексеевна сама выбирала из них самых красивых, когда Мишенька вошел в юношеский возраст, и держала в доме как горничных. Когда же они оказывались в интересном положении, Арсеньева «делалась жестокою и неумолимою», строптивых «отправляла на тяжелые работы или выдавала замуж за самых плохих женихов или даже совсем продавала кому-либо из помещиков».Эти и другие явления крепостничества, которые считались нормой в дворянском помещичьем обществе, поэт наблюдал с раннего возраста, и постепенно в его душе формировался протест против «страны рабов, страны господ», где правили «надменные потомки известной подлостью прославленных отцов».

Склонность к творчеству в нем примечали еще в раннем детстве. Так, тот же П. Шугаев писал, будто рассказывали, что четырехлетний ребенок, «не зная еще грамоте, едва умея ходить и предпочитая еще ползать, хорошо уже мог произносить слова и имел склонность к произношению слов в рифму».

Моисей Меликов, который воспитывался в семье Мещериновых, живших в Москве по соседству с Арсеньевой, и ставший потом художником, рассказывает: «Помню, что, когда впервые встретился я с Мишей Лермонтовым, его занимала лепка из красного воска: он вылепил, например, охотника с собакой и сцены сражений. Кроме того, маленький Лермонтов составил театр из марионеток, в котором принимал участие и я с Мещериновыми; пьесы для этих представлений сочинял сам Лермонтов».

Талант Михаила Юрьевича, заложенный с рождения, был подкреплен прекрасным образованием, полученным как дома, так и в благородном пансионе Московского университета, а также, как отметил один из университетских преподавателей Алексей Зиновьев, благодаря развитию «его самостоятельного и твердого характера». Это и позволило Михаилу Юрьевичу за тринадцать лет создать столько произведений, сколько иной не создаст за долгую жизнь. В период активного творчества он вступил в том состоянии, каким наделил героя своей поэмы «Мцыри». Он был «томим неясною тоской», жил, раздираемый противоречивыми чувствами, истоки которых следует искать в детстве, в семейной хронике и в чуждом ему обществе. Но сильный характер сделал из него бойца, оружием которого стало Слово.

Идиллия ДЕДУСЕНКО.

НА СНИМКАХ: Дом-музей М. Ю. Лермонтова в Тарханах; портрет поэта в детском возрасте; Е. А. Арсеньева.