Log in

29 марта 2024 года, 12:33

Прости, мама!

Воронины ждали гостей. Должны были прийти Захаровы, Терентьевы и сам Арнольд Львович с молодой женой - стюардессой Жанной.

Дмитрий Ильич расставлял стулья вокруг овального стола. Стелла с домработницей хлопотали на кухне. Застолье должно было быть по первому классу: изысканные салаты, фейерверк закусок, тигровые креветки на гриле и, конечно, коронный «Наполеон» - кулинарная гордость Стеллы.

Повод для праздника был знаковый - солидный финансовый успех фирмы, которую возглавлял Арнольд Львович.

Дом был охвачен праздничной суетой, наполнен вкусными запахами и предвкушением жизнерадостных тостов.

В прихожей раздался звонок.

- Наверное, Терентьевы, иди открывай! - сказала Стелла, вынимая из духовки румяный пирог.

Дмитрий Ильич широко улыбнулся, предвкушая встречу с заведующим отделом маркетинга Валерием Терентьевым, неистощимым шутником, и его сдобной, как булочка, женой. Он открыл дверь и замер. На пороге стояла его мать Агафья Тихоновна. На ней было давно вышедшее из моды, но добротное пальто, белый в паутинку вязаный платок. Она была все такая же, как пять лет тому назад, когда он приезжал на ее 75-летие. Только постарела немного, морщинок прибавилось. Но глаза невыцветшими васильками сияли голубым огнем.

Дмитрий Ильич обнял мать и, сжимая в объятиях, почувствовал, какая она сухонькая и маленькая в свом просторном пальто.

- Как же так, мама? Не предупредила, что приезжаешь, я бы тебя встретил, - забормотал Дмитрий Ильич, внося в прихожую саквояж и сумку, - да еще с такими тяжелыми вещами. Вон саквояж, как свинцом набит.

- Вовсе не свинцом, Дима, - улыбнулась Агафья Тихоновна, вытирая пот с лица. - Я вам вареньица привезла разного, сальца домашнего, картошечки молодой…

В прихожую выскочила раскрасневшаяся у плиты Стелла. Румянец в миг сошел с ее лица.

- Что же это вы, Агафья Тихоновна, как снег на голову, хоть бы телеграмму дали, что приезжаете…

- На юбилее Дима пообещал ежегодно приезжать ко мне, да так и не собрался. Вот я и решила сама приехать. Года-то, милая, поджимают…

Агафья Тихоновна с нескрываемым восторгом смотрела на невестку.

- А ты, дочка, еще краше стала, - сказала она, - как роза расцвела.

Для Стеллы слова свекрови были как бальзам. Значит, все не зря: все эти подтяжки, личный диетолог, фитнес-клуб.

Пока Агафья Тихоновна принимала душ, собрались гости.

- Может быть, мы маму на кухне покормим? - робко спросила Стелла мужа. - Куда она за стол с мокрыми волосами!

- Ты лучше фен принеси, - мрачно отозвался Дмитрий, - и запомни: мама у нас - главный гость. Сегодня и всегда.

Агафья Тихоновна повязала голову расписной косынкой, которую покойный Илья Петрович подарил ей на золотую свадьбу, надела кремовую атласную кофту с мелкими перламутровыми пуговичками, шерстяную юбку-гофре, которую носила только по праздникам.

Дмитрий Ильич представил мать гостям. По лицам пробежала тень недоумения.

- Что же ты не предупредил, что мамаша из деревни приезжает? - поинтересовался Арнольд Львович.

- Да так вышло, - стушевался Дмитрий Ильич. - Она неожиданно приехала.

Сначала выпили за процветание фирмы, потом за Дмитрия Ильича, который нашел инвесторов и осуществил смелый проект.

Гости оживленно беседовали, нахваливали салат «Цезарь», заливное из осетрины и креветки.

Жена Захарова рассказывала про какие-то чудодейственные уколы от морщин, которые делала ее знакомая. Сначала знакомая превратилась в куколку, а когда действие уколов кончилось, морщин стало еще больше. Жена Терентьева была в восторге от кедровой бочки.

- Представляете, за один раз худеешь на 700 граммов! - воскликнула она.

Все посмотрели на нее с сожалением. Даже если бы эта пышная дама приняла десять процедур, это мало бы отразилось на ее фигуре.

После светской болтовни все переключили внимание на Агафью Тихоновну.

- Вы пробовали ананасы в шампанском? - Терентьев пододвинул Агафье Тихоновне хрустальную вазочку, где в пузырьках шампанского плавали дольки ананасов.

- Да я их и без шампанского, милок, не пробовала, - улыбнулась баба Агаша, - мы к заморской еде не привычные.

- Расскажите нам, как живет сейчас российская деревня? - спросил Арнольд Львович участливо.

- Трудновато, но держимся, - улыбнулась Агафья Тихоновна. - Земля-матушка кормит, в огороде все растет. В этом году клубника хорошо уродила. Я компотов, варенья наварила, еще продала на 400 рублей.

Терентьевы переглянулись с Захаровыми, вспомнив про прибыль, которую получили сотрудники фирмы. А баба Агаша продолжала, как ни в чем не бывало.

- Я за эти деньги Федора-плотника наняла. Он мне забор починил и калитку поправил. Я ему еще и настоечки вишневой бутылочку налила. Так он мне пообещал и огород вскопать.

«Я тоже обещал», - пронеслось в мозгу у Дмитрия Ильича.

- Правду говорят, спивается деревня! - некстати пискнула Зиночка Захарова.

- Не все, милая! Вон у нас Василий Фролов такое фермерское хозяйство развел - любо-дорого посмотреть. И с кредитами рассчитался, и прибыль пошла. На улице, где живет, асфальт постелил. Трудяга мужик, пример для сыновей. Или сосед Семен Степанович, знатный комбайнер. В прошлом году за жатву «Жигули» получил. Теперь иногда меня до фельдшера подвозит.

- «Жигули» - это вам не «Крайслер», - усмехнулся Валерий Терентьев, тонко намекнув, что Дмитрий Ильич именно на эту модель поменял свой «Лексус», чему Валерий откровенно завидовал.

- А еще мы храм всей деревней восстановили, - радостно сообщила баба Агаша, - церковь у нас небольшая, но намоленная. Недавно бизнесмены Голосовы колокола отлили. Теперь они на нашей церкви золотом сияют…

- Вообще я замечала, - продолжала Агафья Тихоновна, - чем тяжелее жизнь, тем мягче, добрее друг к другу люди становятся. Сосед мой Матвей Сидоренков как с рыбалки идет, обязательно карасиками угостит. А весной, когда я в больницу слегла, его жена Анна Николаевна мне в огороде свою рассаду помидоров посадила и огурцы посеяла. И в больнице меня навещала. Я там полтора месяца лежала. Сердце так прихватило, думала, конец…

- А что же ты, мама, мне не сообщила? - глухо спросил Дмитрий Ильич.

- Да ты бы все равно не приехал, ты в это время на заграничном курорте отдыхал, сам же сказал по телефону. Да и зачем волновать понапрасну? Тем более что инфаркт был не обширный, а только «микро», как сказали врачи.

Повисло неловкое молчание.

- Меня и подруги навещали, - продолжала Агафья Тихоновна. - У нас в селе клуб вдовушек. Собираемся у самовара. Кто вареников с вишнями налепит, кто пирожков напечет с капустой, с фасолью, кто блинчиков с вареньем принесет. И поем частушки, и песни разные - фольклорные, старинные, современные.

- А, может, вы и нам споете? - неожиданно предложил Леонид Захаров. Супруга одернула его: еще чего?

Агафья Тихоновна не стала упрямиться и завела песню о грешной любви женатого мужчины.

Гости переглянулись. Все все знали друг о друге. У каждого был тайный роман. У Терентьева с экономистом Зоей, у Захарова с Леночкой из налоговой. Арнольд Львович совсем недавно оформил свои отношения с Жанной. И только Дмитрий Ильич был чист. Стелла загрызла бы любую, которая посмела бы даже пококетничать с ее умным и влиятельным мужем.

- Замечательная у тебя мамаша, Ильич, редкого оптимизма человек, - воскликнул Арнольд Львович. - Давайте выпьем за наших матерей!

Все дружно наполнили бокалы и встали.

И в эту самую минуту Валерий Терентьев вспомнил, как получил телеграмму о смерти матери и едва успел на похороны.

Захаров подумал о том, что уже десять лет не был в далеком сибирском городке Бийске, где живет с сестрой его старенькая мама.

Агафья Тихоновна пригубила рюмку, отломила кусочек черного хлеба и, не найдя на столе селедки, наколола вилкой красную рыбу.

- Я, пожалуй, прилягу, Дима, - сказала она тихо. - Притомилась с дороги.

Проводив гостей, Дмитрий Ильич вошел в комнату матери. Она лежала на спине и, казалось, спала. Дмитрий сел у кровати. Глядя в спокойное лицо матери, он подумал о том, сколько бессонных ночей она провела у его постели. В детстве он не выбирался из болезней. То ходил весь в горошинах зеленки, горел как в огне от кори, то раздувала железы свинка, то нападала золотуха, то разбил лоб качелями. Мать купала его в череде, поила травами, возила по больницам.

Мать вела его по жизни. Скромная и тихая, она никогда не беспокоила сына просьбами. Она терпеливо ждала его. Но Стелла то увлекала его в Анталию, то на Кипр, то в Египет, то в Арабские Эмираты («все туда едут, у нас слякоть, а там лето» на Мальдивы и Канары («мы что, хуже других?») или в Куршавель («Захаровы там уже трижды были, а мы ни разу»).

Время спрессовывалось и летело, уплывало в телефонных звонках, оседало в бумагах, утекало на конференциях, встречах, презентациях и форумах.

Мать ждала. А он все не ехал.

- Ты здесь, сынок? - спросила Агафья Тихоновна, не открывая глаз.

Дмитрий Ильич сжал ее руку. Она была холодной, как ледышка.

- Сердце прихватило, - проговорила Агафья Тихоновна.

- Может, «cкорую» вызвать? - встрепенулся Дмитрий Ильич.

- Не надо, возьми у меня в сумочке нитроглицерин.

Дмитрий Ильич вздрогнул. Он не предполагал, что у матери все так серьезно с сердцем.

- Там еще в платочке отцовы медали, - голос у Агафьи Тихоновны был слабым, как шорох. - Пусть у тебя хранятся, как память.

Дмитрий Ильич развернул вышитый платок. Орден Красной Звезды, медаль «За отвагу» и совсем новенький орден Отечественной войны II степени.

- Этот орден отец незадолго до смерти получил, - задыхаясь, произнесла Агафья Тихоновна, - Где-то документы затеряли. Приехал из военкомата, держит орден на ладони и говорит: «На что он мне теперь? Лучше бы деньгами дали. Я хоть бы шкалик купил». И грустно так улыбнулся.

Она замолчала. Дмитрию Ильичу показалось, что мать задремала, но Агафья Тихоновна заговорила снова.

- Памятник ему как участнику войны военкомат поставил, а деньги, что ты на плитку и оградку прислал, я на крышу потратила. Как дожди пошли, крыша протекла. Пришлось заново делать, мастеров нанимать…

Она попросила воды и жадно пила ее пересохшими губами.

- А где Леночка с Никиткой? - тихо спросила Агафья Тихоновна. - Я ведь правнуков своих так и не видела ни разу. А хотелось бы. Ведь родные кровиночки.

Дмитрий Ильич не признался матери, что только вчера проводил дочь с внуками на отдых в Италию. Стыд жег так, что, казалось, расплавится сердце. Он прижался лбом к материнской ладони.

- Прости меня, мама! За все прости! - прошептал он, чувствуя, как слезы душат, сжимают горло.

Агафья Тихоновна слабеющей рукой гладила его уже седую голову.