Log in

29 марта 2024 года, 18:03

Одолевая «губительные места»

На днях отметили свой профессиональный праздник российские дипломаты. К нашим местам этот праздник вроде бы не относился – ныне представители этой службы разве что отдыхают в санаториях Кавминвод. И все же хочется протянуть связующую нить от нынешних сотрудников МИДа в глубь времен, когда их давние предшественники выступали у нас на Кавказе в довольно необычном качестве. Оказывается, среди россиян первыми «альпинистами поневоле» сделались именно дипломаты! Задолго до появления на Кавказских хребтах отечественных, да и иностранных, горовосходителей преодолевать их приходилось представителям Посольского приказа, следовавшим к владетелям христианских государств Закавказья – в них молодое Московское государство искало союзников для борьбы с султанской Турцией и шахской Персией.

 

Одним из первых, зафиксированных в исторической литературе, было посольство князя Семена Звенигородского и дьяка Торха Антонова. Отправленные в 1591 году царем Иоанном Федоровичем в Грузию, они преодолевали Главный Кавказский хребет по пути, названному три века спустя Военно-Грузинской дорогой. 25 сентября, говорится в отчете дипломатов, они «стояли над Шатом-горой, проехав Ларсов кабак с версту по реке Тереке». Некоторое недоумение может вызвать название «Шат-гора», относящееся, как видно из документа, к Казбеку, тогда как мы привыкли считать, что русские так называли Эльбрус. Но дело здесь в том, что в XVI столетии название «Казбек» не существовало – оно появилось позже. Поэтому московиты и назвали «Шатом» первую увиденную гору такого типа. Какого? Предполагается, что слово «шат» – искаженное тюркское «чат» – «ложбина», «лощина». Так местные жители могли называть гору с ложбиной между вершинами, то есть двуглавую. А Казбек, как и Эльбрус, тоже двуглав, только у него эта особенность не столь ярко выражена.

Но вернемся к дипломатам-гороходам. Следующими были послы Бориса Годунова – посол Михаил Татищев и посольский дьяк Андрей Иванов. Они двигались в Грузию тем же путем, но почему-то не взяли проводников. В результате «многие лошади со вьюки з горы побились и рухлядь распропала».

А вот более поздний документ: «Статейным списком лета 7147 (1639 год) указано быть в дадьянской земле Федору Елчину да с ним попу Павлу да подъячему Федьке Баженову» – так начинается дипломатическое поручение царя Михаила Романова послам, направляемым к правителю Мингрелии Левону II Дадиани. Об этой миссии, как и о предыдущих, сохранилось немного сведений. Известно лишь, что в Мингрелию дипломаты попали через Сванетию, а до нее добрались, преодолев перевал Донгуз-Орун. Сохранились их впечатления от столь непривычного для русских людей:

«Путь тесен, горы непроходимы, а конной дороги нет, а пешие ходят горами. А меж гребней лежит снег, от зачатия чисту… Поскорей бы миновать сии губительные места, да в борзе по нависшей тропочке двигать не можно, да и не дает встрешная погода. Глянул в обрыв, да и пал Елчин в обморок, а перед самым перевалом отдал богу душу подъячий Баженов».

Видимо, гибель подъячего Баженова, ставшего первой жертвой еще не родившегося альпинизма, повлияла на исход миссии. Поп Павел и толмач (переводчик) Елчин не смогли добиться того, в чем преуспели посланцы Посольского приказа, отправленные правительством Алексея Михайловича к царю Имеретии – Никифор Толчанов, Алексей Иевлев и Иван Боярчиков.

Послы отправились в путь весной 1650 года. По Москве-реке, Оке и Волге они доплыли до Астрахани, откуда морем добрались до устья Терека. Главный Кавказский хребет дипломаты пересекли через довольно высокий и сложный перевал Гезевцек, после чего прибыли в Кутаис. Здесь царь Александр торжественно принял посланцев Руси, заверил их в преданности Московскому государю и с почетом отправил в обратный путь, который они проделали по тому же маршруту, вернувшись в Москву к исходу 1652 года. Впечатления этих путешественников, дважды преодолевших трудный снежно-ледовый перевал, до нас не дошли, затерялись в архивах Посольского приказа.

Куда больше повезло воспоминаниям дипломата А. Е. Соколова, посетившего ту же Имеретию полтора века спустя. В 1802 году он был отправлен Александром I для того, чтобы освободить имеретинского царевича Константина, которого держал в заточении его дядя, царь Соломон. Выполнить это деликатное поручение Соколов не сумел, зато составил довольно яркое описание своего путешествия. Он довольно подробно сообщает о маршруте, который включал Георгиевскую крепость, местность «Бештов, теплые воды в себе заключающее», а также ущелья и долины Осетии, по которым пролегал его путь в Закавказье. Соколов знакомит читателя с бытом и нравами горцев, предваряя тем самым все последующие описания. В воспоминаниях дипломата много говорится о трудности пути – это и частая непогода, и непомерная жадность проводников, и бурные реки, которые приходилось преодолевать вброд, и крутизна снежных склонов на подступах к перевалам.

Несмотря на упоминания о красотах пейзажа общий настрой воспоминаний Соколова отражает полное неприятие гор их автором. Это и понятно – время такого рода путешествий для россиян еще не наступило. Оно придет несколько десятилетий спустя. К тому времени записки дипломата будут опубликованы в одном из «Ежегодников» Русского горного общества. Его организатор А. фон-Мекк представил Соколова как одного из первопроходцев перевалов Кавказа, чей путь повторили сто лет спустя русские туристы из РГО. Они определили, что Соколов переходил Главный Кавказский хребет через перевал Гобивцек, хотя сам дипломат вряд ли знал его название. Перевал этот, не слишком сложный для тренированного спортсмена, довольно тяжел для человека неопытного.

Горные маршруты русских дипломатов стали в дальнейшем торной дорогой для сотен тысяч путешественников. И каждый из них должен с благодарностью вспоминать пионеров, которые с риском для жизни осваивали путь через «губительные места», ведомые чувством долга перед Отечеством.

Вадим ХАЧИКОВ,

заслуженный работник культуры РФ.