Log in

19 апреля 2024 года, 16:36

Встретились на войне

Иногда, желая выразить неясность или непонятность чего-либо, мы в шутку говорим: «Война в Крыму: все в дыму, ничего не видно!» Поговорка эта явно бытует у россиян с тех самых пор, как 160 лет назад началась Крымская война, которую Россия, увы, проиграла. Видимо, поэтому о ней ныне вспоминают очень редко, делая исключение лишь для героической обороны Севастополя, продемонстрировавшей высокие образцы стойкости и героизма российского воинства. Может быть, именно поэтому мы знаем очень мало и о том, как отразилась Крымская война на судьбе Кавказских Минеральных Вод, хотя связующих нитей тут можно найти немало.

Историкам нашего региона стоило бы рассмотреть, как курортные медики возвращали здоровье раненым участникам сражений. Как участвовали в них офицеры Кавказской армии, особенно те, что знакомы нам по пребыванию в наших местах. Мне припоминается один пример такого участия в Крымской войне двух персон разного исторического масштаба, но равно известных своим пребыванием на кавказских курортах. Именно там, на полях сражений, случайно встретились начинающий писатель Лев Николаевич Толстой и петербургский аристократ Алексей Аркадьевич Столыпин, по прозвищу «Монго», друг и родственник М. Ю. Лермонтова, причастный к трагическим событиям лета 1841 года.

Встреча эта, ничего не добавляя к нашим знаниям о Толстом, позволяет кое-что сказать о Столыпине, который был в окружении Лермонтова довольно любопытной и даже во многом загадочной фигурой. Если, скажем, Михаил Глебов в лермонтоведческой литературе представляется чаще всего «белым и пушистым», а князь Александр Васильчиков выглядит, как правило, чернее черного, то Алексей Аркадьевич предстает перед нами то в белоснежных одеждах без-упречного джентльмена и заботливого родственника, то в черном одеянии злодея и тайного врага поэта. Причем, эта поляризация мнений о Монго началась еще при его жизни.

Так, дальний родственник Лермонтова М. Н. Лонгинов писал: «Изумительная по красоте внешняя оболочка была достойна его души и сердца. Назвать «Монгу-Столыпина» значит для людей нашего времени то же, что выразить понятие о воплощенной чести, образце благородства, безграничной доброте, великодушии и беззаветной готовности на услугу словом и делом». А вот мнение князя М. Б. Лобанова-Ростовского: «Я много виделся с офицерами лейб-гусарского полка, расквартированного в Царском Селе... Здесь я познакомился с красивым Монго … он хотел прослыть умным, для чего шумел и пьянствовал... В сущности, это был красивый манекен мужчины с безжизненным лицом и глупым выражением глаз и уст, которые к тому же были косноязычны и нередко заикались. Он был глуп, сознавал это и скрывал свою глупость под маской пустоты и хвастовства».

Да, прекрасную возможность дают эти отзывы желающим: и поднять Монго на пьедестал, и смешать его с грязью! Тем же целям могут служить и характеристики, данные ему Толстым после встреч на Крымской войне. Так, 31 июня 1854 года он записывает в дневнике: «Еще переход до Фокшан, во время которого я ехал с Монго. Человек пустой, но с твердыми, хотя и ложными убеждениями». А вот более поздняя запись: «Обедал с Алексеем Столыпиным… Славный и интересный малый». Словом, выбирай, что тебе по вкусу. Некоторые, между прочим, так и делают. У наших современников встречаем ту же полярность мнений о Монго, только теперь уже с использованием в качестве «тяжелой артиллерии» цитат из Толстого, «стреляющих» в противоположных направлениях.

Впрочем, нам гораздо важнее то, что на Крымскую войну Столыпин, как и Толстой, отправился совершенно добровольно. Значит, был патриотом, готовым сражаться за свою страну, что он и делал довольно успешно. Ведь Монго оказался не только «светским львом», но и славным воином, что блестяще доказал еще во время Кавказской войны. Летом 1837 года с отрядом генерала Вельяминова он проделал тяжкий путь через Кавказские перевалы к Черноморскому побережью, где принял участие в строительстве береговых укреплений. Условия похода были чрезвычайно трудными, порою смертельно опасными. Но столичный денди и сибарит достойно выдержал их. Узнавший об этом Лермонтов писал бабушке: «…некоторые офицеры, которые оттуда приехали, говорят, что его можно считать лучшим офицером из гвардейских, приехавших на Кавказ».

Кстати сказать, с Кавказом семья Столыпиных была связана тесными узами. Отец Монго Аркадий Алексеевич в конце XVIII века служил в Георгиевске. В 1795 году журнал «Приятное и полезное препровождение времени» опубликовал его стихотворение «Письмо с Кавказа к моему другу Г.Г.П. в Москве». Это первое в российской литературе описание далекого южного края. Указом Александра I в 1807 году «отставному поручику Столыпину», деду Монго, было отведено четыре тысячи десятин земли в Георгиевском уезде Кавказской губернии - по течению реки Кумы. В 1825 году на Кавказских Водах лечились дочери Александра Алексеевича Столыпина - Мария, Агафья, Варвара. А Елизавета Алексеевна Арсеньева, урожденная Столыпина, привезла сюда своего болезненного внука Мишу Лермонтова. И жили они в усадьбе Екатерины Алексеевны Хастатовой, тоже урожденной Столыпиной. Выйдя замуж за генерала Хастатова, она поселилась на Тереке в имении Шелковское, а на Горячих Водах имела усадьбу, где долгие годы жил ее сын Аким. Наконец, Монго дважды приезжал на Кавказ для участия в военных действиях, второй раз - в качестве офицера Нижегородского драгунского полка, одного из славнейших на Кавказе.

В заключение стоит назвать литературные произведения, где нашла отражение личность Алексея Аркадьевича. Его гусарские похождения описаны в шуточной поэме Лермонтова «Монго», а, по мнению профессора А. Очмана, некоторые его черты привнесены в образ Печорина. Сологуб изобразил Столыпина в повести «Большой свет» под именем графа Сафьева. Тургенев использовал черты его личности и факты биографии для описания молодых лет Павла Петровича Кирсанова в романе «Отцы и дети». Как знать, может быть, встреча с Монго позволила и Толстому придать какие-то качества его личности и характера одному из своих героев.