Дружил ли Лермонтов с Ребровым?

Об отношениях Лермонтова и семьи Ребровых можно сказать очень кратко: никаких связей между ними не было, за исключением того, что летом 1837 года поэт снимал квартиру в кисловодском доме А. Ф. реброва, который описал в романе «Герой нашего времени», и, возможно, был знаком с его дочерью Ниной (Нимфодо-рой). Между тем в некоторых мемуарах современников, а главное - в работах более поздних авторов встречается не мало разных разностей по этому поводу. Однако все это не имеет под собой реальной основы и базируется на чьих-то фантазиях.

Впрочем, разбираясь в этих фантазиях, можно увидеть немало любопытного, касающегося и Лермонтова, и ребров-ского семейства. Основной его представитель, имя которого чаще всего упоминается рядом с именем поэта, - Алексей Федорович Ребров был и видным кавказским чиновником, и землевладельцем, шелководом, виноделом и блестящим знатоком истории Кавказа. Нам же важно то, что он имел в Пятигорске и Кисловодске свои дома, где останавливались многие известные в российской истории личности. И вот здесь очень заманчиво протянуть ту самую ниточку, которая прочно связала бы его с М. Ю. Лермонтовым (а также с Пушкиным и другими знаменитыми постояльцами Реброва).Но послушаем одного из серьезных биографов Реброва - Владимира Смо-лякова: «Немало читаешь в исследованиях о Реброве, что он был дружен с Лермонтовым, Пушкиным, Раевскими... Скорее, это преувеличение. Несомненно одно, что он мог знать им истинную цену, но поскольку они жили в его кисловодском доме, боюсь сказать, для него имели интерес как постояльцы. Да и возрастной барьер здесь был помехой, наверное, как и провинциализм Реброва. В многочисленных письмах Реброва нет и намека на какие-то отношения с великими современниками. Думаю, что для него это были просто молодые люди, офицеры и гражданские чины».

Теперь о дочери Алексея Федоровича Нимфодоре, более известной под именем Нина. Будучи по возрасту всего на два года старше Лермонтова (родилась в 1812 году она летом 1837 года вполне могла привлечь внимание Михаила Юрьевича, особенно в Кисловодске, где им довелось жить рядом, в усадьбе ее отца. Не исключено, что ее личность оказала некоторое влияние на создание образа княжны Мери (например, сцена, когда Печорин спускается от Веры и через неплотно задернутые шторы видит сидящую на постели княжну).

Зато их имена обрели тесную связь в мистификации П. П. Вяземского «Письма Омэр де Гелль», где Нина Реброва фигурирует как возлюбленная Лермонтова, на которой он якобы даже собирался жениться. Причем речь идет о 1840 годе, когда Нина Алексеевна уже была давно замужем за жандармским офицером Юрьевым и имела двоих детей. Придуманную Вяземским историю о соперничестве Ребровой и Омер де Гелль за любовь Лермонтова описал в своей книге биограф Лермонтова П. А. Висковатый, который перепутал отца Нины с его братом доктором Я. Ф. Ребровым. В результате появились следующие строки, относящиеся к приезду Лермонтова в Пятигорск весной 1841 года: «Лермонтов не раз обращался к доктору Реброву, когда хотел остаться в Пятигорске, но на этот раз он к нему обратиться не решился, вследствие какой-то размолвки (не из-за истории с его дочерью, о коей говорилось выше). Вот ему и пришлось обратиться за помощью г. Карпова».

Писарь управления военного коменданта Пятигорска К. И. Карпов хорошо известен лермонтоведам своими «фантазиями на лермонтовскую тему». Одна из них касается и доктора Реброва. Рассказывая уже в начале 90-х годов журналисту С. Н. Филиппову историю ссоры Лермонтова с Мартыновым, он отметил важную роль доктора Реброва в попытках примирить противников: «...Только что Лермонтов проснулся и не успел еще встать как следует с постели, к нему явился доктор. Он начал издалека: спросил о здоровье, потом сосчитал пульс и, подумав, начал советовать Михаилу Юрьевичу одеваться и тотчас же ехать в Железноводск.

- У вас такое нервное расстройство, что вам ни минуты здесь нельзя остаться.Лермонтов просил отсрочить отъезд, но Ребров объявил ему решительно, что ежели тотчас же не будет исполнено его предписание, то он не только откажется давать ему советы и выпишет из числа своих больных, но и донесет об этом коменданту. Лермонтов волей-неволей подчинился, уехал в Железноводск и жил там в течение нескольких дней».Эту придуманную Карповым сцену решительно опровергает Э. А. Шан-Гирей, у которой не могло быть никаких оснований для искажения истины: «Доктор Ребров, о котором также упоминает г. Карпов, был в то время старшим врачом госпиталя, жил мизантропом, по несколько месяцев не показывался в обществе, практиковать не любил, хотя и слыл за хорошего доктора. Трудно предполагать, чтобы такой человек стал вмешиваться в дела Лермонтова, и вероятно по своей обязанности свидетельствовал его и только, а приятелем его быть не мог».

Фантазии Карпова относительно связи доктора Реброва с Лермонтовым подхватил Н. Раевский, чьи мемуары, кстати сказать, довольно сомнительные, доныне считаются весьма достоверным источником сведений о последнем лете Лермонтова. На них, в частности, опирается серьезный исследователь жизни и творчества М. Ю. Лермонтова С. И. Недумов, который сообщает: «Я. Ф. Ребров много лет занимал должность главного доктора Пятигорского военного госпиталя и, по-видимому, очень снисходительно и доброжелательно относился к военной молодежи, приехавшей в Пятигорск не столько для лечения, сколько затем, чтобы отдохнуть и развлечься после тяжелой фронтовой жизни. Один из пятигорских приятелей М. Ю. Лермонтова Н. П. Раевский, вспоминая впоследствии о своем пребывании в этом городе, рассказывал: «...Бывало, комендант вышлет к месту служения: крутишься, крутишься, дельце сварганишь, - ан и опять в Пятигорск. В таких делах нам много доктор Ребров помогал. Бывало, подластишься к нему, он даст свидетельство о болезни. Отправит в госпиталь на два дня, а после и домой, за неимением в госпитале места. К таким уловкам и Михаил Юрьевич не раз прибегал...».У нас нет причины не доверять этому рассказу. В те времена такого рода проделки не считались заслуживающими особенного порицания и довольно широко практиковались.

Легенда о частом обращении Лермонтова к Реброву за фальшивыми справками о болезни почему-то не смутила ни Недумова, ни других лермонтове-дов, хотя всем хорошо известно, что, став взрослым, Михаил Юрьевич приезжал в Пятигорск всего трижды. Первый раз - в 1837 году, когда был официально направлен сюда на лечение из Ставропольского госпиталя. Второй приезд, в августе 1840 года, вообще с лечением связан не был - Лермонтов вместе с другими офицерами был отпущен на Воды для отдыха после тяжелых боев. А приехав в третий раз, весной 1841 года, поэт обратился за медицинским свидетельством к Барклаю де Толли.

Так что не обращался Лермонтов к Якову Федоровичу, как и не дружил с его братом и не ухаживал за его племянницей. А потому, говоря о лермонтовском окружении в Пятигорске, можно со спокойной совестью оставить семейство Ребровых в покое.